«Щегол» Донны Тартт: всё, что вы хотели знать о романе
«Осторожно, смотрите, чтобы книга не упала вам на ногу», – шутят продавцы книжного магазина, передавая покупателю «Щегла» Донны Тартт. Самая нашумевшая книга 2014 года – это 830 страниц, Пулицеровская премия, вау-продажи и множество споров: всё-таки роман нудный или потрясающий? ReadRate подробно рассказывает о «Щегле». О чём он? Почему это шедевр? А также публикует краткое содержание произведения – на случай, если у вас всё-таки не хватит драйва дочитать текст целиком.

Своего «Щегла» Донна Тартт писала 10 лет. А через год после публикации – в 2014 – получила за него Пулицеровскую премию. Торопливого современного читателя не испугал даже внушительный объём произведения: американские, европейские и русские тиражи разлетались мгновенно. Книгу объявили событием десятилетия, а британский журнал Time включил Тартт в сотню самых влиятельных людей мира. Появилась информация, что Warner Brothers купила права на экранизацию романа.

О чём книга?
Книга Донны Тартт начинается с трагедии. В художественном музее, куда заскочили буквально на час тринадцатилетний Теодор Декер и его мать, происходит взрыв. Мама Тео погибает, а он чудом выбирается из-под развалин, по случайности прихватив с собой шедевр живописи – картину «Щегол» Фабрициуса, которая теперь для него – вечный источник тревоги, память о самом дорогом человеке и чистейший образец Прекрасного.
Из его задорного, неорганизованного детского мира, где самыми страшными были школьный директор да истеричный, заливающий разочарование спиртным отец, словно разом исчезают все краски. Уже не малыш, но ещё и не взрослый, Тео оказывается беззащитен перед надвинувшейся безысходностью. Отныне всякий раз, открывая глаза, он говорит себе: прежнего больше не будет. Маминых ласковых слов, лекций по истории искусств, которые она так любила в колледже, её рассказов о лошадях и детстве на ферме… Саму Одри Декер успокоил когда-то серебристый лунный круг, показанный отцом. «Помни, милая, он везде один и тот же. И если мы с тобой смотрим на него – значит, мы дома». Но это утешение, как и вся вселенная, для Тео умирает. Ведь его мама уже никогда не увидит луны.
«С трудом верилось, что мир рухнул, а кого-то ещё волнуют эти дурацкие занятия… с трудом верилось, что мир когда-то был не мёртв», – фраза, родившаяся при виде школьных объявлений, становится девизом юного Декера. Психологи дают такому состоянию имя – «клиника острого горя» – но помочь умирающему от тоски ребёнку они не в силах. Излечить способны лишь дружба, любовь и великое искусство…

«Щегол» Донны Тартт: всё, что вы хотели знать о романе

Книга и картина
Название книги, данное в честь шедевра голландского живописца Фабрициуса (ученик Рембрандта, учитель Вермеера), предопределяет её основную идею. Это гимн неизбывной, щемящей тоске по совершенству. Свой главный вопрос Тартт задаёт устами одного из героев: «…Не в том ли смысл всех вещей – красивых вещей, чтоб служить проводниками какой-то высшей красоте?»
Кстати, в 2013 в одном из нью-йоркских музеев живописного «Щегла» экспонировали в один день со стартом продаж «Щегла» книжного. Картина собрала толпы зрителей, поправ даже славу вермееровской «Девушки с жемчужной серёжкой». Так что теперь имя Донны Тартт вписано и в историю живописи.

Жанр
Предыдущие романы Тартт «Тайная история» (The Secret History) и «Маленький друг» (The Little Friend) были скорее психологическими детективами. В «Щегле» же она будто свела воедино классику и постмодерн. Детективный сюжет с перестрелками, похищениями произведений искусства и приключениями, которым позавидовал бы Шерлок Холмс. Длинные, тягостные сцены наркотического дурмана и пьяных галлюцинаций. Повесть о первой любви. И, разумеется, классический европейский роман воспитания.
Это большая повесть о настоящем Учителе – творце, отце, волшебнике и спасителе. Реставратор мебели Хоби, у которого после долгих скитаний находит приют сирота Тео, говорит о своей мастерской по починке антиквариата как о «госпитале». Испытавшие прикосновения тысячи рук вещи для него живы. Более чем живы – они одушевлены. И отсутствием этой души отличается подделка от подлинника. Царящий в своём маленьком «кабинете» под лестницей, Хоби похож на добродушного Гефеста. Но если под молотом олимпийца рождалась главная красота его мира, то Хоби воссоздаёт её из обломков былого величия: куски «шератонов» и «хеплуайтов», безнадёжно испорченные, обретают в его руках вторую жизнь. Соединяются в новых произведениях… Добродушный, ласковый и на первый взгляд немного неловкий герой, утирающий лоб «внутренней стороной запястья, как это делают рабочие», становится для Тео лучшим психологом. А его дом – тем самым Местом, Куда Всегда Можно Прийти (должно быть, о таком и мечтали герои Достоевского). «Почти сам того не замечая, – пишет Теодор, – я мог иногда ускользнуть прямиком в 1850-е, где тикают часы и скрипят половицы, где на кухне стоят медные кастрюли и корзины с брюквой и луком, где пламя свечи клонит влево от сквозняка из приоткрытых окон, а занавеси на высоких окнах в гостиной трепещут и развеваются, будто подолы бальных платьев». Хоби возвращает душу изувеченной Красоте. И Красоту – изувеченным душам.
Образ друга-учителя (который в то же время и друг-искуситель) пропадёт к середине книги, чтобы триумфально возвратиться в конце.

«Щегол» Донны Тартт: всё, что вы хотели знать о романе

Почему это шедевр?
Донна Тартт продолжает традицию Диккенса, привнося в «большой роман» современную иронию, насыщая его культурными реминисценциями и прямыми отсылками к разным произведениями искусства – от фотографий Мэтью Брэди до романов Достоевского.
Конечно, можно разглядеть в «Щегле» и слабые стороны. Многовато упрощений и перепевок оборота «соприкасаясь коленями». Карикатурно представлена «русская тема»: носителю нашего языка имя Витя уж никак не напомнит слово «вишня», а мысль, что в России «почти не достать» маршмеллоу, развеселит.
Несколько условен образ самого Тео – пожалуй, он слишком проницателен и энциклопедичен для 13-летнего подростка. Он с первого взгляда, брошенного на незнакомца, понимает, что тот страдает от недосыпа из-за новорождённого ребёнка, а при входе в новую для него комнату первым делом обращает внимание не на что-нибудь, а на корешки книг американских поэтов. Ему достаточно скользнуть по ним взглядом, чтобы определить – это первые издания. Словом, Тео из тех подростков, которые «на самом деле умнее, образованней, проницательней и тоньше всех окружающих взрослых». Такие «интеллектуалы-умницы» в последнее время стали клише в современной американской литературе.
Однако это роман не портит, а придаёт очарование. Даже плащ Бориса Павликовского – того самого многомерного друга – плащ, от которого веет «угрюмостью Восточного блока: едой по карточкам и советскими заводами, промышленными комплексами где-нибудь в Одессе или Львове», в контексте романа не оскорбляет, а скорее располагает. Дочитайте «Щегла» до конца – и через пелену наркотических кошмаров, отчаяния и страха вам откроется тёплая, всполохами прорывающаяся сквозь ужасы жизни Красота, по которой тоскует каждый.

Автор рецензии: Людмила Черепнева

Полный текст рецензии с кратким пересказом содержания