Пространство-время. Одно из самых интересных и волнующих составных существительных. Мысли об Эйнштейне, об относительности, о сложных физических законах выводят нас, обычных людей, за рамки привычных вещей.  Это слово выводит время из состояния абстракции и помещает в один ряд с тремя другими измерениями, которые мы видим вокруг. Другие измерения могут существовать, но у нас нет слов для того, чтобы их описать. Только математика.

К тому времени, когда Кристофер Нолан взял на себя режиссуру «Интерстеллара» и начал переписывать его сценарий, астрофизик Кип Торн начал работать с братом Нолана, Джонатаном. Когда Крис и Торн встретились, они быстро нашли общую почву: Торн хотел превратить науку в историю, а Нолан хотел сделать историю из науки. Поэтому в «Интерстелларе» замедление времени — когда время по-разному течет для разных наблюдателей — стало эмоциональным препятствием между отцом и его дочерью. Квантовая гравитация, примирение относительности и квантовой механики, легла в основу повествования. Визуальные эффекты были проработаны при участии Торна, благодаря чему изображение черной дыры стало самым точным в истории кинематографа.

Но чтобы заставить все это работать, Нолану, который никогда не понимал алгебру, пришлось усвоить науку, которой Торн посвятил всю свою жизни. То, что два мужчины хорошо сработались, это лишь приятное дополнение. В этом интервью, которое взял журнал Wired, Нолан и Торн описывают свою совместную работу, над чем думали и чего добились, а также как искали разрядки, когда истории приходилось нарушать законы физики.

Как вы, ребята, собрались вместе?

Торн: «Когда Крис взялся режиссировать и переписывать сценарий, он позвонил мне и сказал, что хочет поговорить».

Нолан: «На самом деле я хотел уверенными мазками расписать некоторые вещи, которые хотел проделать со временем и гравитацией. Мой брат, Джона, работал над сценарием за много лет до того, как я приступил к проекту, и встречался с Кипом. Поэтому я позвонил Джоне и сказал: “Что там с Кипом Торном? Он собирается рассказать мне, что я не могу сделать?”. И Джона сказал мне: “Нет, на самом деле это продуктивно”. Так и вышло».

Торн: «Я тесно работал с Джоной в течение нескольких лет и знал, чем занимается Крис. Особенно мне понравились «Мементо» и «Начало», которые вышли, когда я работал с Джоной».

Крис, «Начало» было создано без участия «настоящей» науки. Почему вам понадобилась физика для «Интерстеллара»?

Нолан: «Что ж, это будет звучать странно, но для меня в «Начале» было много науки: жесткий набор правил, математических и геометрических, описывающих сценарий. Чтобы их выработать, понадобилось очень много времени. Это не настоящая наука, но в них что-то такое есть. В ходе кинематографического повествования вы всегда обманываете, но нужно стремиться к тому, чтобы делать это как можно меньше и так, чтобы не нарушать пакт с аудиторией. В «Начале» геометрия была достаточно серьезной».

Но ключевые сюжетные моменты «Интерстеллара» — основная задача и кульминация — полагаются на серьезнейшую науку.

Торн: «В ходе нашей первой беседы мы обсудили движения вперед и назад во времени и тот факт, что физики до сих пор точно не знают, какие законы физики позволяют это и запрещают. Поэтому Крис пришел к своему собственному набору правил, а я поправил их с точки зрения той физики, которую мы знаем».

Нолан: «Да, таким было мое понимание того, что продвигали вы с Джоной».

Торн: «Но мы не выложили правила».

Нолан: «Нет, вы изучали и изучаете их, и частью нашей первой встречи было дать вам знать, что в городе появился новый шериф. Джона любит идеи. Он очарован наукой. Частью моей работы было найти фокус».

Торн: «Но вы каким-то образом извлекли ключевой момент в физике, который до сих пор неизвестен, идею того, что гравитация может проникать через множество измерений, в то время как ни одно другое физическое поле — нет».

Погодите, Кип, вы работали над гравитационными волнами на протяжении десятилетий, а Нолан просто интуитивно их вывел?

Нолан: «Нет, не совсем так. Когда вы пишете, работая с кем-то вроде Кипа, вы… нет, я приведу другой пример. В работе Кипа я нашел вопрос о том, что сингулярность, сердце черной дыры, всегда скрыта, вы не можете просто взять и получить голую сингулярность. Если бы мы знали, что в ней происходит, мы бы поняли намного больше о том, как примирить квантовую физику с общей физикой. Я подхватил это как сорока. Это одна из величайших загадок Вселенной. Гравитация — это понятно, не нужно интуиции, чтобы ощутить ее влияние. Вопрос в дискуссиях, которые Джона вели с Кипом».

Кип, были ли моменты, когда вы говорили: «Эй, успокойся, ты не можешь так сделать. Это не будет работать»?

Торн: «Только один раз».

Нолан: «Да, был один момент».

Одной из проблем истории, которая завязана на измерениях пространства и времени, является то, что она должна быть сложной, но не чересчур. Аудитория должна подхватывать идеи, которые даже самим астрофизикам бывает сложно описать. Как и с условным наблюдателем в теории относительности, ваша перспектива, или точка зрения, влияет на то, что вы видите. Вот что случилось с Кристофером Ноланом и Кипом Торном. Когда они пытались вывести науку «Интерстеллара», ученый и режиссер смотрели на одни и те же вещи, но видели разное.

Крис, когда Кипу пришлось утихомирить вас?

Нолан: «Был один момент, я хотел, чтобы персонаж путешествовал быстрее скорости света».

Ой-ой-ой…

Нолан: «Я хотел сломать световой барьер, как я его назвал. Но Кип был против. Так продолжалось несколько недель».

Торн: «Я дал ему работу, в которой описал причины, по которым это не сработало бы. Мы поговорили несколько раз, и он отступил».

Нолан: «Мы поговорили больше, чем несколько раз. То, что он мне не рассказывал, мне в конечном итоге пришлось понять самому. Я не говорю об общем понимании. Я говорю о легком ощущении этого, знаете такое? Как будто вы пытаетесь играть на инструменте и внезапно находите нужный аккорд. Тогда я сказал: «А знаешь что? Я согласен. Ничто не может двигаться быстрее скорости света». На что он ответил: «Да, в определенных областях не может», или что-то типа того. И я тогда: погоди-ка! В каждой кроличьей норе на дне есть еще одна, а в ней — еще одна».

Он утопил вас в относительности.

Нолан: «Да, очень сильно. Но очень скоро я опять все упустил. Джона говорит, что работая с Кипом, он понял относительность через пару недель, а потом на него напал писательский столбняк, и ему пришлось прекратить писать, и все ушло. Я точно понял, что он имел в виду. Это как открыть маленькое окошко. Вот почему мне нравится отношение между повествованием и научным методом. Дело не в интеллектуальном понимании. Такое чувство, будто хватаешь что-то».

Торн: «Я бы назвал это чувство интуицией. И она не только для людей, далеких от науки. Яков Борисович Зельдович, один из величайших астрофизиков 20 века и один из создателей российской водородной бомбы, был моим близким другом. Он не мог уловить, как излучение Хокинга выходит из черных дыр, хотя сам подкинул Стивену Хокингу ключевую идею, которая легла в основу нашей беседы втроем. Больше двух лет интуиция не давала ему понять это. Затем, когда я однажды был в Москве и зашел к нему домой, он поднял руки и сказал: «Я понял! Сдаюсь. Хокинг был прав». Интуитивно он все понял.

Это отличается от понимания математики?

Торн: «Очень отличается. Математика была проста. Как бы так сказать — это две разные вещи. Математика была, и шаги в этой математике были просты, но интерпретировать математику не так-то просто. То, как вы используете математику, очень зависит от интуиции. В общем, это ключевой элемент арсенала ученого и повествователя тоже».

Где еще у вас возникали проблемы с тем, что делал Крис?

Нолан: «Ну, замедление времени».

Торн: «Крис хотел планету, на которой замедление времени было больше, чем я когда-либо видел в физике, поэтому я не считал это возможным. И тогда он сказал: «Я должен ее заполучить». Я пошел домой, поспал, сделал расчеты и выяснил, что если у вас будет черная дыра, которая вращается достаточно быстро, и планета, которая находится очень близко к стабильной циркулярной орбите, вы получите замедление времени, которое было нужно режиссеру. Меня это поразило».

Нолан: «Наши встречи никогда не заканчивались конкретными ответами. Они заканчивались вопросами. Как истинный ученый, Кип сомневался во всем».

Торн: «Что ж, как истинный ученый я ошибался уже столько раз, что теперь буду скромным ученым».

Нолан: «Даже если аудитория не может понять науку, моей целью было дать им понять эмоционально. Мы часто возвращались назад, потому что Кип чувствовал, что некоторые вещи в конце фильма я сделал в обход всех правил, о которых мы говорили. Кип думал, что мы видим вещи по-разному, но на самом деле нет. Я и догадывался, что на самом деле нет. Короче, мы возвращались назад.

Я не хотел, чтобы фильм сочли дикой спекуляцией. У меня было сильное ощущение того, что то, что мы сделали с кульминацией фильма, мы сделали с использованием — ненавижу этот термин — художественного подхода к ключевым визуальным элементам. Мы пытались создать жесткую геометрическую форму, думая о работах Эшера, а также визуальный ряд, который сможет ее продемонстрировать. В итоге я пришел к идее массива, матрицы, представляющей всю информацию четырехмерного мира в трех измерениях, или пятимерного мира — в четырех, в зависимости от того, как вы считаете время. В конечном счете я смог сказал Кипу: «Правила я не нарушаю».

Торн: «Мне понравилась сцена с тессерактом — когда он ее объяснил. В начале фильма есть хороший момент, когда Брэнд (Энн Хэтэуей) говорит, что для пятимерных созданий время похоже на горы и равнины. Вы можете двигаться вперед во времени, словно взбираясь по скале. Или назад, спускаясь в долину. Красиво сформулировано. Но как это соотнести с набором правил Криса, который сказал, что ничто не может физически возвращаться назад во времени? У меня был ступор».

Нолан: «Я объяснил, что ее речь об аналогии, о перспективе. Все возвращается к плоскому миру. Если вы создание двух измерений, вы не можете видеть два измерения. Вы видите одно. Если вы трехмерное создание — вы видите только два измерения. Для меня и со временем так. Мы не можем его видеть. Мы его чувствуем и действуем соответственно. Но если бы вы были созданием пятимерного мира и смотрели на наш мир, вы видели бы время как пространственное измерение».

Торн: «Здесь мы говорили на разных языках. Для меня, как для физика, понятно, что есть время, которое течет в пятом измерении, в объеме, и есть время, которое течет в бране — нашей реальности. Они тесно связаны между собой. Но Крис хотел сделать так, что если вы живете в объемном мире и видите, как время течет в бране, вы можете двигаться вперед и назад во времени».

Нолан: «Но вы не можете войти в эту брану. Я так решил. Торн говорил: «Нет, все в порядке, я не говорю, что это невозможно». Но я не хотел, чтобы он думал, что я нарушил свои же правила».

Торн: «Он был уверен, что мы договорились. Я был уверен, что нет».

Нолан: «Геометрия, которую мы построили, была честной попыткой объяснить аудитории, что с точки зрения высшего измерения наш мир будет выглядеть иначе. Это невыполнимая задача, но попытка приносила радость. Я хотел быть уверен, что Кип знает, что мы не сходим с ума».

Торн: «О, на самом деле я никогда так не думал. Я сомневался только в том, что то, что ты делаешь, согласуется с общей теорией относительности в пяти измерениях».

Нолан: «Точно так же, тессеракт — это аналогия. В начале фильма мы говорим о кротовых норах, используя лист бумаги, представляющий собой Вселенную, который вы можете сложить. Но эта бумажка представляет три измерения. Вы убираете третье, чтобы было проще понять».

Как и две поверхности, соединенные трубкой, обозначающей червоточину; или искривление поверхности для изображения гравитации. Двумерные поверхности находятся в трех измерениях.

Нолан: «Верно, вы не двигаете поверхность. Вы движетесь по поверхности. Вы убираете одно измерение, чтобы объяснить, о чем говорите. Когда я с Кипом разговаривал о червоточине, я наконец понял, что это четырехмерная дыра в трехмерном пространстве. И поскольку трехмерная дыра в двумерном пространстве представляет собой круг, четырехмерная дыра будет выглядеть для нас как сфера. Вот почему я поместил ее в фильм».

Но как донести до аудитории что-то вроде этого?

Нолан: «Я знаю, как это сделать, основываясь на том, как работает фотоперспектива, которая по сути двумерна, и глаза так же работают, тоже в двух измерениях. Из-за сужающейся перспективы вещи выглядят меньше, когда находятся дальше, и это довольно просто понять. «Мы запрыгиваем в эту сферу, а там есть еще меньшая сфера, она растет и мы запрыгиваем в нее». Идея того, что сферы на каждом конце червоточины одинакового размера, просто и легко реализуема. Мы, кинопроизводители, делаем это постоянно».

По сути, фильм всегда выкладывает трехмерный мир на плоскость. И это не метафора.

Нолан: «Именно поэтому мне не нравится термин 3D, который употребляется вместе со стереоскопическими изображениями: фильмы уже трехмерны сами по себе. Фотография представляет три измерения в двух. Кинопленка добавляет время. Вы берете время и представляете его физически, с помощью киноленты и проектора».

Кип, вы тоже работали с актерами?

Торн: «Да, работал. За пару недель до того, как начались съемки в Канаде, я получил письмо от Мэтью Макконахи. Он пытался вникнуть в роль Купера и понять науку. Мы встретились в бутик-отеле в Беверли-Хиллз, где он прятался на выходных, пытаясь…».

Нолан: «Со всеми своими заметками!»

Торн: «Да, он очистил всю мебель, кроме любимого стула и журнального столика, разбросав листки бумаги повсюду, усеянные заметками. Каждый из листков был связан с конкретным научным вопросом или персонажем. Он вытягивал листок, задавал вопрос и делал пометки. Затем вытягивал другой. Это был замечательный разговор. Потом я говорил по телефону с Энн Хэтэуей в течение полутора часов. Она начала со слов «я немного разбираюсь в физике».

Нолан: «О, она любит науку. И она была очень рада встретиться с Кипом».

Торн: «Она задавала вопросы вроде «Не было ли каких-нибудь экспериментальных проверок, связанных с квантовой гравитацией?». Вопросы, которые она задавала, вы ожидали бы услышать от фаната науки, который последние три года провел за чтением физики».

Нолан: «Она любит науку. Так же, как и Майкл Кейн [играл профессора Брэнда-старшего в «Интерстелларе»]. Он был ну очень рад встретиться с Кипом. Даже сделал с ним совместное фото. Никогда не видел, чтобы Майкл так делал».

Торн: «Первый заместитель режиссера пришел ко мне и сказал: “Майкл Кейн хочет сделать с вами совместное фото. Это нормально?”. У меня отвисла челюсть».

Нолан: «Такое бывает с хорошими актерами, вы не знаете, что они берут от людей. Но с участием Кипа было два момента. Во-первых, великие актеры не могут озвучить строки, которых не понимают. Ну или им никто не поверит. Во-вторых, когда вы видите кого-то, кто провел жизнь, работая над этими вещами, вы берете от него что-то визуальное, что он делает или что надевает. Они впитывают ваши принципы».

Торн: «Да, у меня было такое ощущение, когда я общался с Макконахи и Хэтэуей. Они пытались вникнуть в эту науку, потому что им нужно было пропустить ее через себя. В случае с Кейном, он, похоже, просто хотел понять, каково это — быть ученым».

Нолан: «Думаю, одна из причин этого в том, что Майклу не приходилось обсуждать науку по ходу фильма».

Крис, вы никогда не задумывались: «Блин, у меня есть сюжет, в котором есть червоточина и черная дыра, люди совсем запутаются»?

Нолан: «Нет, у меня был момент, когда я взял черновик Джоны и подумал, мол, блин, у меня шесть червоточин и пять черных дыр. Я подумал, что это очень сложно. У Кипа были прекрасные идеи того, как можно использовать множество черных дыр, но я просто сказал: ребята, у нас одна черная дыра и одна червоточина, давайте работать с этим».

Торн: «В определенный момент по сюжету космический корабль, который идет на четверти скорости света, должен остановиться. Я сказал, что единственный способ сделать это — облететь черную дыру. Крис сказал: «Нет, мы не можем позволить себе вторую черную дыру».

Нолан: «Я не мог этого сделать».

Торн: «Поэтому я сказал: ладно, это будет похоже на обман, но вы можете использовать нейтронную звезду».

Нолан: «И мы использовали».

Торн: «Больше всего я хотел, чтобы в фильме была настоящая наука — от устоявшихся истин до спекулятивной науки. В принципе, мы справились, и я очень рад».

Нолан: «Мы сделали все так, чтобы поверить в серьезные вещи, которые делаем. В начале «Интерстеллара» космический аппарат стыкуется с другим, побольше. Это одна линия в сюжете. Но она может занять много кинематографического времени — в конце концов, есть два типа научно-фантастических фильмов. Один тип — это когда что-то вроде этого будет важным и страшным для людей, которые делают это впервые, и вы принимаете эту деталь. И есть тип фильма, когда бывает такое: «Смотрите, корабль!». Персонажи сидят в красивые креслах, нажимают на кнопку и все. Вам нужно дать понять аудитории, какой подход вы выбираете. Тогда более серьезные идеи, более рискованные научные идеи начинают набирать авторитет. Ваша аудитория воспринимает их более серьезно».

По материалам Wired